из Альманаха для детей и взрослых «КУ-КА-РЕ-КУ», 1990
Валентин Берестов родился 1 апреля 1928 года. И не зря он родился в день смеха. Ведь мало кто умеет писать весело и даже смешно. Берестов умеет, на наше счастье. Как это у него началось?
— Уже в 1-м классе я сочинял на всех дразнилки. Правда, еще не записывал, сам посмеюсь — и забуду.
— А как к вам относились те, кого вы дразнили?
— По-разному. Например, брали «в плен». У нас во дворе была своя компания. А ребята из соседнего квартала частенько меня захватывали, но я отделывался выкупом.
— Если не секрет, какой был выкуп?
— Интересная история. Я рассказывал — и меня выпускали. Кстати, моя компания к этому тоже относилась нормально. Эти истории даже примирили наших и соседских. Дом стоял на углу, и когда наша компания собиралась послушать очередную историю, те, из соседнего квартала, подслушивали за забором. Однажды мы пригласили их, и они зашли…
— А был день, который сейчас стыдно вспомнить?
— В пионерском лагере проводили литературную викторину. Конечно, я увлёкся, тянул руку — получал за призом приз, целое богатство по тем временам. Остался самый последний и самый замечательный приз — гимнаст на турнике. Вижу, ребята сердятся. Решил не отвечать не в коем случае. Но все молчали, и пионервожатая буквально вытащила из меня ответ. Нужно было тут же все призы раздать, все-все, кроме гимнаста. Но не получилось у меня вот так сразу расстаться с игрушками. Я подумал — утро вечера мудренее. И ошибся. Ночью на меня накинули одеяло, отлупили и всё отняли. И всё-таки я чувствовал, что суд — справедливый.- А какие были отношения со взрослыми?
— Разные. Отца я очень уважал. А вот руководителя литературного кружка — это было в эвакуации, во время войны — недолюбливал. Если мы видели, что взрослые говорят неправду, не то, что думают, это было неприятно. Впрочем, тогда так был принято, люди боялись говорить откровенно. И ещё не нравилось, когда учителя нами командовали, а сами плохо знали своё дело. А вот учителей физики Льва Самойловича и Анфима Васильевича мы просто обожали за уважительное отношение к физике и к нам. Влюбились в них с первой встречи. Я замечал — или полюбишь учителя сразу, или никогда. В Ташкенте учителя были очень хорошие — грузин, узбек, еврей, татарин, русский. Все они ушли на фронт… и мало кто вернулся… Учителям не надо забывать, что ребята их выбирают и «от этого выбора взрослым порой никуда не уйти».
— А что было после войны?
— В 1946 году мне исполнилось восемнадцать лет, и я поехал на археологические раскопки, в экспедицию. Когда-то рядом с нашим домом был бугор. Мы с него скатывались на санках зимой. Когда снег растаял, я увидел черепки, ржавые железяки. Так началось увлечение раскопками. Потом были раскопки в произведениях Пушкина. Я не изучал документы, Пушкин мне сам всё рассказывал, в своих сочинениях.
— Вы пишете стихи, и научные статьи, и прозу, и мемуары. Что для вас важнее?
— Я огорчен, что не могу делать только что-то одно. Однажды я даже пожаловался Корнею Чуковскому. Он сказал: «Так всегда у вас будет: от науки — к детским стихам, от них — ко взрослой лирике, от неё — снова к науке, и снова к детским стихам… Такая ваша особенность.» И я с этим смирился. Сейчас, например, пишу воспоминания об Анне Ахматовой. Мне было четырнадцать, когда я с ней познакомился. Помню, я прочитал ей: «Что делать, чтоб младенец розовый не стал дубиной стоеросовой?» Она рассмеялась и посоветовала это записывать. Вот так я и стал копить свои весёлые стихи, и они пригодились.
